Середина мира, окруженного со всех сторон горами. Долгая зима в деревне горячих источников Ньоххира, наконец-то подошла к концу. Любопытные взгляды устремлялись на Лоуренса. - О-о-о. Разве это не хозяин "Волчицы и Пряности"? Хотя небо было ясным, солнцу еще только предстояло показаться этой, покрытой горами земле. А пока деревня укрыта сумерками, и лицо человека издалека не разглядеть. Девушки из различных купален собрались сейчас на окраине деревни и тихо сплетничали, постепенно поднимая шум подобно голубям при виде приближающихся ворон. Лоуренс подошел по хрустящему снегу и остановился, неопределенно улыбаясь, его дрожащее, белое дыхание рассеивалось в морозном воздухе. Затем положил захваченные с собой дрова. В этот предрассветный час было всего несколько мест, где собирались служанки и другие деревенские женщины. Например, водяная мельница, колодец. Но сегодня Лоуренс пришел к общей печи для выпечки хлеба. "Что случилось с Ханной? Она заболела?" "Интересно, спит ли его дочь?" "Ты забыла? Его храбрая дочь отправилась в приключение. Я тоже когда-то хотела так же сделать". "Ох, серьезно? Это единственное место, которое я знаю за пределами города, в котором я родилась". "Но это интересно, раз сам хозяин пришел сюда. Как вы думаете, госпожа Хоро заболела?" "О, это ужасно. Мы должны пойти проведать ее". Один или два раза в неделю эти женщины приходили сюда испечь хлеб, необходимый каждой семье или купальне. Жизнь здесь была скучной, и единственное, чему они могли предаться с удовольствием, это посплетничать о ком-то. Обычно заботы о хлебе доставались служанкам, или молодым женам, или девочкам-помощницам. И если приходил мужчина, такое событие тут же становилось темой обсуждения. Немудрено, что и сам Лоуренс думал, как глупо он выглядел, придя с дровами на спине и замешанным тестом, завернутым в ткань, под мышкой. Могут подумать, что его жена сбежала из дома, нет? Но улыбка Лоуренса не дрогнула перед этими невнимательными голубями. Слухи быстро распространялись по всей деревне. Хотя он прожил здесь более пятнадцати лет и открыл свою купальню, на него все еще посматривали как на новенького, бдительность терять ему не стоило. Все же он про себя проворчал по поводу занятия, которым ему пришлось принять на себя вместо Хоро, вероятно, еще расслаблявшейся в купальне. - Нет, просто нежданный визит. А у остальных другие важные дела, поэтому сегодня пришел я. "О... ты говоришь, что тот человек поселился в "Волчице и Пряностях"?" "Как это должно быть хлопотно". "Не помнишь, по-моему, он первым делом остановился у Йозефа?" "О да. Ты знаешь, это старейшая купальня в деревне". "А как же Авель?" "А позже у Раманинова". Одного за другим, они перечисляли хозяев купален. Это были дети и внуки людей, пришедших в эту деревню со всех концов открыть купальни, поэтому их имена звучали необычно. "Как думаешь, это значит, что он будет жить в разных местах до весны?" "Он постоянно ходит с таким кислым лицом, будто что-то вечно не так". "О, я знаю. У него столько претензий, смотри, обед ему подавай рано утром. Это такая маета! Но он слишком хорошо заплатил..." "Эй, не болтай. Мой муж считает, что он, скорее всего, исследует деревню". "Ох! Как вы думаете, наш гость, он из той, другой деревни с горячими источниками, которую они хотят построить на другой стороне горы?" "Но он вообще не принимает ванны". "Действительно. Если бы он планировал построить новую купальню, думаете, станет он высматривать по всей деревне". Их разговоры текли, будто расписанные заранее, и манера говорить была настолько одинаковой, что было трудно различать их в полумраке. Они собирались каждую неделю испечь хлеб, и их мысли словно тоже испеклись в одной форме. Наблюдая за ними, Лоуренс теперь понял, почему Хоро так трудно встать с постели. Они сразу отнеслись к ней по-другому, тем более, что она была новобрачной, но что еще важней, она была хозяйкой купальни, где никто из них не работал. По большей части, они держались сами по себе. Это был их способ быть внимательными и держаться за свое место прислуги по найму, но Хоро тяжело переносила такое обращение. - Ну, если он у тебя, Лоуренс, значит, его гостевание, наконец, закончится, - услышал он упоминание своего имени и оглянулся. И прежде чем он понял, о чем речь, привычно улыбнулся, зная по опыту, что поддерживая приятное выражение лица, можно улучшить любую ситуацию. "Я уверена, что он хмурился с первой минуты, как он приехал, но он безумно хорошо платит. Он так вел себя в каждом доме. Уже давно ты начал свое дело, поэтому я могу представить, что он был не чем иным, как занозой кое-где..." "Когда-то давно появлялись такие же люди. Такие странные посетители!" "Это было тогда, когда ты была еще молодой... Лет двадцать назад что ли?" "Эй, полегче! Я и сейчас молодая!" Лоуренс невольно усмехнулся, глянув на спор двух сестер, их истинные мысли и чувства раскрывались во всем, что они говорили. Его купальне было двенадцать лет - не такая старая, как остальные. Первое место, где остановился этот гость, - это купальня Йозефа, самая старая в деревне. И естественно перед тем, как уехать из деревни, он решил пожить в "Волчице и Пряностях" - самой новой купальне. Кажется, потребуется еще немало времени, чтобы врасти в общество деревни. - Ну, во всяком случае, я думаю, пришло время собираться, - сказал кто-то, пока все болтали, как малые дети, и собравшиеся вернулись к действительности. Поскольку общая печь размещалась не в центре деревни, где можно было полагаться на церковный колокол, время определялось на глазок. И так как хлеб был нужен каждому человеку, сельские жители собрались вместе, чтобы испечь хлеб. - Хорошо, раздавайте соломинки. Одна женщина взяла пучок соломы, лежавший рядом с печью, и завернула в тряпицу, свисающую у нее с пояса так, чтобы концы всех соломинок торчали из тряпицы на одинаковую длину. "Это новые? Без обмана!" "Я уже не так молода, даже если бы я хотела обмануть, в этой темноте не увидела бы, какая короткая". Все засмеялись и стали по очереди тянуть соломинки. Каждая была разной длины, и чем длиннее, тем везучей человек. Лоренс тянул последним, и, как по заказу, вытянул короткую. - О-о, у меня... - Эй, ты уверена, что никто не жульничал?! В воздухе повисло неловкое молчание. Соломинки определяли очередность. Никто не хотел быть первым у общественной печи. Каждый выпекал хлеб на своих дровах. А чтобы разогреть печь, требовалось довольно много времени. Первому приходилось тратить больше дров на остывшую за ночь печь. - О нет, на самом деле, это даже к лучшему, - вмешался заволновавшийся Лоуренс. - Я не знаю, какие претензии мы бы получили, если бы заставили этого гостя дожидаться. Если бы мне выпало быть последним, я бы, наверное, сам попросил поставить меня первым. Женщины удивились, но так как сомнение в честности при определении очередности может повредить их репутации, все сразу облегченно улыбнулись. "Ладно, если ты так говоришь..." "Это точно хорошо, если подумать о времени. Здесь у нас есть некоторые, которые жгут слишком много дров, пока хлеб до золы не дойдет!" "Эй! Это потому, что я была слишком занята разговором! И это когда еще было!" Вместе с улыбками возобновилось их непринужденное переругивание. Лоуренс облегченно улыбнулся. Он снял крышку печи, разложил внутри дрова и разжег их. Еще оставалось время до момента, когда солнце взойдет над горами. Сквозь ткань, в которую был завернут свежеиспеченный хлеб, теплый хлебный дух распространялся вокруг и проникал в нос. По дороге Лоуренс не удержался и наполнил рот мягким хлебом. Когда он добрался до дома, солнце в небе поднялось уже высоко. Было непросто выпекать хлеб вместе с женщинами, их руки и рты работали одинаково усердно, но ясное небо и запах свежего хлеба придали ему сил. Благодаря этому, когда он вернулся в свою купальню на краю деревни и увидел этого гостя, молча стоящего снаружи, он был готов благодушно встретиться с неприятностями. - Извините, что заставил вас ждать. - Хммм, - недовольно хмыкнул невысокий старик. Он держал обед, приготовленный ему Ханной, и стоял под карнизом так, будто ждал именно хлеба. Кроме посетителей, остававшихся в купальне, были другие, те, кто проводил время в горах - охотники и лесорубы, но необычно было бы видеть, как посетители выходят утром. Одежда этого старика не позволяла Лоуренсу определить его род занятий. На нем была меховая коническая шляпа с выемкой наверху, ноги защищал медвежий мех, лисий мех красовался на плечах, кожаные оленьи перчатки защищали руки и завершал общий вид довольно грубый топор за спиной. Его котомка была чем-то набита, но Лоуренс не мог понять, что там. Цель свою гость хранил в тайне и почти никогда не принимал ванн. Когда Лоуренс подошел, старик к его смущению попытался ухватить весь завернутый хлеб - это было бы слишком много на обед, и старик как будто понял и убрал руку. Лоуренс, ощущая странное чувство, взял три куска свежего пшеничного хлеба и завернул в отдельную ткань, потом, продолжая изучать гостя, он передал хлеб старику. Тот молча кивнул и так же молча ушел. Он казался грубым, словно не нажил за свои года никаких манер, но это было не так. Лоуренс смотрел на него, наклонив голову. Он, скорее всего, не был плохим человеком, но в нем ощущалось что-то угрюмое. Старик прошел по склону холма перед купальней и скрылся за деревьями. Тогда Лоуренс он вошел внутрь и почувствовал нечто приятное и многообещающее в столовой. На длинном столе стоял его завтрак и, кажется, уже довольно давно. Жареная чечевица, толстый кусок бекона, сыр и последняя соленая селедка из той, что они заказывали прошлой осенью. Возможно, то же самое Ханна дала этому странному гостю на обед. И там за столом, откуда приятно пахло, сидела Хоро. - Ты опоздал. Твой завтрак уже остыл. Она посмотрела на мужа, который зашел со свежим хлебом с холодной улицы.